Ирина Лунгу: "Стараюсь для каждого персонажа найти свой манок"
Она выросла на Пушкине. Прочитала "Евгения Онегина" в пятом классе. Когда ее спрашивали, а за кого бы она вышла замуж, не задумываясь отвечала - за Евгения Онегина. Девичья фамилия мамы - Ртищева. Так звали одну из муз поэта. Ирина Лунгу долгие годы надеялась найти свидетельства их родства.
В новой постановке "Евгения Онегина" в Большом театре 26-летняя Ирина Лунгу поет любимую Татьяну. Она - лауреат многих международных конкурсов: петербургского Елены Образцовой, московского имени Чайковского, греческого имени Марии Каллас, австрийского "Бельведера"... В 23 года певица дебютировала в Ла Скала. С ней работал сам Риккардо Мути. В следующем сезоне она будет петь там "Травиату" с Лорином Маазелем. Мы встретились с Ириной во время репетиций "Евгения Онегина" на Новой сцене.
- Родилась я в Молдавии, под Кишиневом. Дедушка - молдаванин, у меня его фамилия, бабушка - русская. В 1992 году семья переехала в Россию, в Борисоглебск. Мама преподает в музыкальном училище, где занималась и я. Там была пластинка с записью оперы "Евгений Онегин", по ней я выучила партию Татьяны и воображала себя ею. Однако и мысли не было о карьере оперной певицы.
- Когда же вы решили стать ею?
- Случилось это так. После училища поехала поступать в Воронежскую академию искусств на дирижерское отделение. Там был огромный конкурс, я испугалась и подала заявление на вокальное отделение, где поначалу был недобор. Заведующий кафедрой Михаил Иванович Подкопаев, баритон Воронежского оперного театра, решил, что со мной можно поработать. С ним я и стала певицей. Маэстро приучил меня к дисциплине и режиму, выгонял с урока, если я опаздывала или не делала домашнего задания... Сейчас Михаил Иванович рассказывает своим ученикам, что Лунгу, мол, ни разу не заплакала на его уроках. А я, признаться, нередко была готова это сделать, но говорила себе, что нет, никто моих слез не увидит...
На третьем курсе я уже участвовала в московском конкурсе "Bella Voce" Лидии Абрамовой. Получила вторую премию и приз за лучшее исполнение Беллини. Это меня окрылило. И мы пошли с моим педагогом дальше. Два года я была солисткой Воронежского театра оперы и балета.
- Поддерживаете отношения со своим учителем?
- Конечно. До сих пор готовлю все партии с Михаилом Ивановичем. И если на Западе мне предлагают новую работу, спрашиваю его совета. Он знает мой голос, как никто. Он - мой Пигмалион и моя опора. Это он привил мне любовь к итальянской опере. Когда я загорелась партией Марии Стюарт, то по его совету поехала в Москву, в Ленинскую библиотеку, достала в архивах ноты Доницетти и переписала их от руки. Всегда читаю литературу о своих героинях, смотрю фильмы, стараюсь найти для каждого персонажа свой манок.
- Как вы оказались в Ла Скала?
- Я была участницей нескольких международных конкурсов. Но многое в моей судьбе решил случай, происшедший в 2003 году на венском конкурсе "Бельведер" - своеобразной ярмарке вокалистов. Я получила там третью премию. После первого тура ко мне подошел Лука Тарджетти, артистический директор Ла Скала, и предложил приехать в Милан на финальный отбор для Академии совершенствования молодых певцов.
Однако в Милане нужно было быть через два дня после венского конкурса. У меня заканчивалась австрийская виза. И все же села на поезд в надежде, что в нем не будут проверять документы. В Милан приехала в 9 утра. А через полтора часа я уже стояла на сцене Театра Арчимбольди, поскольку Ла Скала был на ремонте.
- Что вы пели?
- Марию Стюарт и Анну Болейн Доницетти. Помню огромный низкий стол под зеленым сукном посередине зала. В центре - Риккардо Мути. Когда я исполняла арию Анны Болейн, вдруг увидела, что Мути перешагивает через стол, потом-то поняла, что он просто не хотел тревожить соседей. Маэстро подошел ко мне и задал два вопроса: сколько мне лет и согласна ли переехать в Милан? К счастью, я взяла десять уроков итальянского еще в Воронеже и смогла ответить на его вопросы. Я единственная, с кем тогда разговаривал Мути.
Не успела сойти со сцены, как мне сказали, что я среди счастливцев, отобранных из 400 абитуриентов из разных стран мира. И полетела домой. В Воронеж мне прислали ноты оперы Доницетти "Уго, граф парижский". Летом я учила ее. А в сентябре уже пела партию Бьянки в городе Бергамо, неподалеку от Милана, где эта опера ставилась силами молодых певцов.
- С самим маэстро вам довелось работать?
- Да. Когда я была в Бергамо, мне позвонили из Ла Скала и сказали, что надо срочно выучить арию Анаи из оперы "Моисей и Фараон" Россини, поскольку Риккардо Мути хотел послушать, как она ложится на мой голос. В четверг мне принесли ноты, а в понедельник нужно было уже петь перед маэстро. Ария длинная, сложная, там сумасшедшие верхние ноты и шестнадцатые... Сначала я испугалась и сказала, что не в силах выучить ее за четыре дня. Мне ответили, что можно смотреть в ноты. Я не ела, не спала, но выучила арию наизусть. В понедельник спела ее Мути. Он сказал: "Да". Я быстро учу музыкальный материал, что мне и помогает в стрессовых ситуациях. Вскоре начались репетиции. Партию Анаи уже пела знаменитая Барбара Фриттоли. И я многое взяла у нее. Опера Россини была поставлена за месяц.
- Как проходили репетиции?
- Маэстро настаивал, чтобы на них присутствовали все составы и всё записывали. Надо сказать, что Мути говорит очень быстро, на южном диалекте. Я держала клавир с пометками на столе, а под ним - словарь итальянского языка. Самое страшное, если маэстро делает тебе замечания дважды по одному и тому же поводу. Репетиции, как правило, начинаются в десять тридцать, длятся по три часа с перерывами в пять минут. Расслабиться нельзя ни на секунду. Мути не заставлял меня копировать Барбару Фриттоли. Он сам писал для меня четыре-пять вариантов каждой каденции. Я выбирала то, что удобно для голоса.
У нас было шесть спектаклей. Я спела два из них. Но, к великому огорчению, в апреле 2005 года профсоюзы предъявили Риккардо Мути вотум недоверия, и он был вынужден уйти из Ла Скала...
- И вы больше не пели в миланском театре?
- Пела. В том же году меня пригласили на прослушивание к Ростроповичу, который должен был ставить "Черевички" Чайковского. Маэстро сразу сказал, что будет со мной работать, и через неделю у меня был контракт на пять спектаклей. Ставил оперу Юрий Александров. Но... Ростропович не приехал в Милан. И дирижировал молодой норвежец Арилд Ремеррайт. Спектакль шел в красивой сценографии Вячеслава Окунева, был хорошо принят публикой.
- Какие еще получили приглашения на Западе?
- 4 сентября нынешнего года я начинаю в Милане репетиции "Святой Сусанны" Хиндемита. Она написана в 1922 году, премьера тогда прошла со скандалом. Я пою главную партию. Эта идея Риккардо Мути. Опера должна была быть поставлена год назад, но из-за ухода маэстро премьера перенесена. А 30 ноября - премьера в Лиссабоне, на открытии сезона оперного театра. В постановке "Так поступают все женщины" Моцарта мне предложено исполнять Фьордилиджи... Летом 2007 года - еще одна грандиозная работа на сцене Ла Скала. Лорин Маазель ставит там "Травиату". Я буду петь Виолетту.
- Что скажете о репетициях на Новой сцене?
- Все помыслы, разумеется, связаны сейчас с моим дебютом в Большом театре. Когда думаю о нем, просто дух захватывает. Репетиции с постановщиком Дмитрием Черняковым проходят интересно. Я много у него почерпнула. Для меня также большая честь петь на одной сцене с несравненной примадонной театра Маквалой Касрашвили. Должна признаться, что очень волнуюсь.
Лидия Новикова
"Культура", № 34, 2006
