Эдита Пьеха: "Не думала, что задержусь на сцене на столько лет"

Эдита Пьеха

Эдита Пьеха, королева нашей эстрады, живая легенда Санкт-Петербурга, достояние страны, не скрывает кокетливо, по-женски, свой возраст, открыто говорит, что через несколько дней ей исполнится, подумать только, 70 лет! Не так давно певица отметила еще одну круглую дату - 50 лет назад состоялось ее первое выступление в качестве солистки молодежного ансамбля (тогда еще он назывался не "Дружба", а "Липка").

31 июля в БКЗ "Октябрьский" Эдита Пьеха представит программу "Единственный концерт в 70 лет!". "День рождения вместе с вами" - эту прекрасную традицию отмечать день рождения на сцене вместе с любимыми зрителями Эдита Пьеха придумала 15 лет назад, и ее подхватили многие звезды.

Романтическую певицу, полвека поющую о любви, постоянно сопровождает характеристика "первая". Она первая сняла микрофон со стойки и вышла в зал, первая заговорила со зрителями во время концерта, первая отказалась от строгих черных сценических костюмов, первая запела советские твисты и шейки. В юбилейном концерте примет участие внук певицы Стас Пьеха, а вести его будет дочь Илона Броневицкая. 4 августа всех, кто не смог попасть к любимой певице (билеты давно проданы), ожидает сюрприз: Эдита Пьеха будет петь на Дворцовой площади - и не одна, поздравить ее приедет Иосиф Кобзон, другие известные московские и петербургские артисты. Концерт будет бесплатным.

Колумб эстрады

- Эдита Станиславовна, вы стали народной артисткой Советского Союза, выступали в 35 странах мира, узнали славу, любовь...

- Мне повезло. Я вытянула в жизни дорогой лотерейный билет. Советский Союз стал для меня родиной, здесь я родилась как артистка (а собиралась стать учительницей). Я - детище Александра Александровича Броневицкого, он открыл меня, я всем обязана ему. Он, словно Пигмалион, вылепил меня, свою Галатею... Артист - непростая профессия, основанная на культуре, воспитании, уважении публики и бесконечной работе над собой, своими ошибками. Я всю жизнь была почитательницей Клавдии Ивановны Шульженко, равнялась на нее и как будто повторяю ее путь. Все-таки 50 лет на сцене! Мечтаю о пяти вечерах в петербургском Театре эстрады, не похожих один на другой, вплоть до того, что хочу попробовать себя в жанре романса. Я создала свой жанр песни переживаний. Есть у меня и песни-баллады, основанные на достоверных фактах: "Огромное небо" (пою ее с 1964 года), "Баллада о хлебе", "Баллада о Тане Савичевой", "Следующие" - о расстрелах, которым я была свидетельницей.

- А как все начиналось?

- В новогоднюю ночь с 1955-го на 1956 год с песней "Червонный автобус" я вышла на сцену Ленинградской консерватории. В каком-то свитерочке, спортивных ботинках. Концертного платья у меня не было. Откуда? Я ведь приехала в Советский Союз из польской глубинки учиться на учительницу в Ленинградском университете... В зале сидели профессора консерватории. Четыре раза мы бисировали! Нам сказали, что это хорошая примета... После той ночи нас пригласили выступить в филармонии. Вскоре мы поехали в Москву на Всемирный фестиваль молодежи и студентов, там был огромный, ошеломляющий успех, нам стоя аплодировало жюри!.. И начались гастроли по всей стране. Александр Броневицкий создал новый жанр - театр песни, где каждый участник был солистом со своим амплуа. Я считаю, что официальное признание жанра произошло в 1957 году: первая афиша, первая победа.

А вскоре Броневицкого ждал первый удар. В 1959 году худсовет Ленинградской эстрады, на 90 процентов состоящий из людей, никакого отношения к музыке не имеющих, категорически запретил нам выступать и приговорил наш ансамбль к расформированию. Голь на выдумку хитра, у меня, шахтерской девочки, появилась мысль поехать в Москву - показаться худсовету Министерства культуры РСФСР. Там удивились: "Что творится в Ленинграде?! Там что, больше нет музыкантов?" И нам разрешили работать.

- Но и дальше все шло негладко?

- В 70-е годы Броневицкого настиг очередной удар. Весь коллектив, кроме меня, решил от него уйти. Почему? Мы два месяца находились на гастролях, все устали. А тут пришла телеграмма от Екатерины Алексеевны Фурцевой о продлении гастролей еще на месяц - в программе "Эстрада без парада" в Московском театре эстрады. Музыканты заявили: "Шура, мы не поедем. Выбирай: либо мы, либо Москва". Директор Ленконцерта Коркин, волевой человек, прислал Броневицкому телеграмму: мол, я не могу не подчиниться приказу Фурцевой, увольняйте, если не хотят ехать. Так руководитель ансамбля в один "прекрасный" день остался только с Пьехой. И мы месяц работали в Москве с другими музыкантами. Потом Сан Саныч по всей стране собирал певцов, музыкантов. И тогда родилась новая "Дружба" народов Советского Союза. На сцене были достойно представлены Грузия, Армения, Эстония, Латвия, Украина.

Никому в голову не приходило, что когда-то детище Броневицкого - "Дружбу" - обвиняли в пропаганде буржуазной идеологии, а Пьеху называли кабацкой, джазовой певицей (хотя я никогда не пела в ресторанах). Новая "Дружба" имела ошеломляющий успех. И так мы работали до 1976 года. Летом я предложила Сан Санычу поменять афишу наших выступлений на новую: "Александр Броневицкий, Эдита Пьеха и ансамбль "Дружба", на что он категорически не согласился. Мне надоело быть солисткой ансамбля, я захотела быть просто Эдитой Пьехой, как это было в Софии в 1968 году. Мы расстались. Я стартовала на сцене самостоятельно. Шура не мог пережить этого. Я вынесла ему приговор к медленному угасанию. Он перестал работать со мной, не хотел больше делить со мной судьбу музыканта...

- Броневицкого называют Колумбом эстрады...

- Хотите верьте, хотите - нет, но то, что делал Броневицкий, в то время было для публики взрывом. Тогда не было клипов, концерты не снимали на видео. Все кануло в Лету. Я дважды выступала в Парижской "Олимпии", и мне даже в голову не приходило записать это, привезти в Советский Союз и показывать всем, какой был успех. И у Сан Саныча не было таких мыслей. А между тем зарубежные газеты писали, что его музыка, его детище - "Дружба" - это новая страница советской эстрады, окно в эстраду Европы...

Существование Броневицкого на эстраде сравнивают с существованием Товстоногова в театре: оба создавали театр личностей, индивидуальностей. Сан Саныч открыл не только Пьеху, благодаря ему на сцене появились многие таланты, я могу их долго перечислять... После "Дружбы" в разных республиках стали появляться ансамбли, подобные детищу Броневицкого: "Червона рута" на Украине, "Ялла" в Узбекистане, "Орэра" в Грузии, "Песняры" в Белоруссии. Евгений Броневицкий говорит, что, если бы не слушал старшего брата Шуру, никогда в жизни не смог бы сделать с Анатолием Васильевым то, что они сделали позже, - создали вокально-инструментальный ансамбль "Поющие гитары", потому что знали, куда идти.

"Поверженная Франция"

- Броневицкий ведь был красив...

- Да. Правда, ниже меня ростом. Но это неважно. Наполеон тоже был невысоким. У нас есть "историческая" фотография, сделанная в Харькове. Мы были там на гастролях, и Муслим Магомаев - тоже. Сан Саныч попросил в театре костюмы: себе - Наполеона, меня одел как "поверженную Францию", а Магомаева - Гитлером. Идея родилась у него в голове моментально, всегда все придумывал на ходу, был очень мобильным человеком! Кстати, он был наделен множеством талантов, делал великолепные шаржи, видел в каждом человеке типаж. Интересно, что я была у него ахиллесовой пятой, он говорил: "Всех могу нарисовать, а тебя - нет! Рука не хочет".

- Когда и где вас с Броневицким настигла любовь?

- На первой репетиции. В 1955 году я жила в общежитии на Мытнинской набережной, 5. В красном уголке репетировал хор моих земляков, а дирижером был Броневицкий. (Впоследствии этот уголок кто-то выкупил, создал там кафе "Эдита", узнав, что именно здесь Броневицкий впервые увидел Пьеху.) Однажды я спустилась на репетицию. Заспанная девчонка (до утра занималась в читалке), в войлочных тапочках, какой-то юбчонке, свитере. Такой меня и увидел Сан Саныч. "Садитесь, - сказал он мне. - Вы опоздали". Мы стали петь. После репетиции он говорит: "Девушка, которая опоздала, останьтесь. Какие еще польские песни вы знаете?" Я знала все популярные песни. Начала петь. Потом говорю: "А я еще французские песни знаю". - "Напойте". Он тут же стал записывать. Были и другие репетиции. А как-то он прибежал ко мне в комнату. Как сейчас помню шаги по коридору, стук в дверь: "Можно войти?" - "Входите". - "Можно преподнести вам конфетку?" - "Спасибо". Я так была рада! Это были первые шаги его ухаживания за мной. А потом познакомил с родителями. Жили они тогда в коммунальной квартире на Греческом проспекте, где было много комнат, одну из них занимал подполковник морского флота Александр Семенович Броневицкий с женой и двумя сыновьями. На лестнице Шура и сделал мне предложение. В общем, почти два года он за мной ухаживал. И так неуклюже, но романтично - с конфетками, цветов не было... Зато он водил меня в филармонию, в консерваторию. Всему я училась у него. Как было не влюбиться? Да еще и балагур, озорник, весельчак, всегда острил...

- А разве не был резок и даже груб с вами, как рассказывают?

- Когда женщина рожает, она кричит. А Броневицкий "рожал" каждую песню. Он был строгим, знал, чего хочет от меня, буквально вылепил меня. Замечания делал всегда коротко: "Плохо" или "Хорошо". Ничего не проходило мимо него, все видел, слышал. Я открыла для себя, что артистка должна быть красивой, все делать красиво, училась даже ходить по сцене.

- А потом вы стали самой элегантной певицей на эстраде...

- Первые мои платья были обыкновенными, скромными, правда, эстетика в них присутствовала. Я получала пять рублей за концерт. Разве могла позволить себе шикарный наряд? Да и где их берут - не знала. Случайно на моем пути появился Слава Зайцев, это его заслуга, что я стала выходить на сцену нарядной, красивой.

- У вас было столько костюмов! Интересно, где они хранятся?

- Многие костюмы "списали". В советские времена нельзя было иметь много платьев. Поэтому их или уничтожали, как во времена инквизиции, или разворовывали себе по домам. Таким образом, часть платьев погибла. Жаль, что я не сумела их сберечь, они ведь работали со мной и когда-нибудь могли бы "заговорить" своими голосами... Каждому платью выпадала своя доля, своя роль. В определенном платье я пела, например, "Огромное небо", поэтому и говорю, что Зайцев, а после него и другие художники-модельеры, одевали не меня, а мои песни.

- Какой была ваша свадьба?

- Скромной. Мы поженились 8 декабря 1956 года (в прошлом году отмечали бы золотую свадьбу). Зарегистрировались в Смольненском ЗАГСе. На мне было маленькое черное платьишко. Пришли композитор Андрей Петров с супругой, еще друзья, были Шурины родители. Помню, я убежала на кухню и горько плакала: так мечтала выходить замуж в белом платье! Но на стипендию купить его было невозможно.

Как я была счастлива, что выхожу замуж! Подобного человека в жизни не встречала: композитор, дирижер, пианист, окончил два факультета консерватории. Думаю, какой великий, какой талантливый! И какой добрый... Я была высокой - 1 метр 74 сантиметра, тогда таких девушек на улицах Ленинграда можно было очень редко встретить. И худая - 59 кило. Думала, что мне никто больше предложение не сделает. Моя мама была расстроена, узнав, что я поторопилась выйти замуж. К сожалению, Шуру в то время не выпускали за границу, и она познакомилась с ним только года через три после нашей свадьбы. Он ей понравился: "Какой у тебя муж! Какой талантливый!" Для меня это было мамино благословение.

- Илона была желанным ребенком?

- Конечно. Но появилась на свет она только в 1961 году. В то время я понятия не имела о том, как регулируют рождение ребенка. Из-за концертов малыша не заводила, но хотела! И вот однажды пришла к Эрике Карловне, маме Сан Саныча, встала на колени: "Мама, если я рожу ребенка, вы поможете воспитать его? Я же должна ездить на гастроли. Или отдать его моей маме в Польшу?" - "Что же ты раньше не сказала мне, что можешь родить?"

Родилась девочка. Эрика Карловна назвала ее Илоной и воспитывала до 15 лет. До восьми месяцев мамой была я. Но тут пришла телеграмма от Сан Саныча, он был на гастролях: "Без тебя погибаем!" Публика сдавала билеты: как так? "Дружба" поет, а где же Пьеха? Пришлось оставить Илонку. Так она и выросла на руках бабушки - хозяйственной, хорошей кулинаркой, а на примере деда - грамотной, эрудитом, окончила французскую школу, не растерялась в жизни. Иногда она ездила с нами на гастроли - до школы.

Илона подарила мне двух замечательных внуков - Стаса и Эрику (в честь любимой бабушки так назвала свою дочь, по моей, кстати, просьбе). Все при деле. Внучка великолепно рисует, учится в Московском архитектурном институте, сказала: "Музыкантов в семье предостаточно!" Стас стартует, у него будут и взлеты, и падения, потому что все гладко никогда не бывает. Слава богу, он не обделен талантом, я вижу, что искорка в нем все время горит. Почему Стас носит мою фамилию? Это была моя просьба, хотелось в честь папы, Станислава Пьехи, которого я потеряла в 4 года, продлить род. Чтобы получить право дать свою фамилию внуку, нужно было стать его опекуном. С согласия Илоны мы оформили мое опекунство.

- Кто был рядом с Броневицким в последнее время?

- К сожалению, его кончина была очень печальной. Он женился на молодой певице, намного младше себя. Это была его ошибка. (Как и моя - в том, что я ушла от него.) Еще одну Пьеху "вылепить" ему не удалось. Наверное, звезды сходятся только один раз... Они были на гастролях в Нальчике. Она закрыла его в гостиничном номере и ушла в гости. А у Шуры бывали проблемы с сосудами. Он лег спать. Видимо, ему стало плохо. Утром его нашли мертвым у дверей с телефоном в руках. Это случилось 13 апреля 1988 года.

Панихида была в Ленинградском театре эстрады. Пришли мы с Илоной, его мама, было много знакомых, друзей. Дочка воздвигла ему красивый памятник из черного гранита. Руки пианиста из бронзы держали голубя. Бронзу тут же украли...

То, что я стала Эдитой Пьехой, - заслуга Броневицкого. Я помню хорошее. Поэтому хочется сейчас что-то сделать в память о нем. Он заслужил, чтобы сегодня ему пели те дифирамбы, которых не услышал при жизни. Надо установить и мемориальную доску на доме, где жил Александр Броневицкий. Мы с дочерью Илоной и внуком Стасом устроили в Петербурге концерт с участием певцов и музыкантов, работавших в "Дружбе". Неслучайно я открыла вечер песней "Великаны и гномы": "Как жаль, что в любви не смогла отличить великана от гномов..." "Великаном" был Сан Саныч, остальные - "гномами", которых я придумывала, как песни. "Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу"... Напрасно. Никто не стал таким, как мне хотелось, а тем более - таким, как Броневицкий, или лучше его. Женская логика ввела меня в заблуждение. Элизабет Тейлор восемь раз выходила замуж, каждый раз думая, что нашла счастье. Я трижды была замужем... Думала, что смогу любить другого. Нет, после Броневицкого нельзя было любить кого-то. Я придумывала себе влюбленности и тем самым сократила жизнь дорогого человека.

- Вы вели дневники?

- Нет, ничего не писала о себе. Никогда не думала, что задержусь на сцене на столько лет, и что когда-нибудь это будет важно для тех, кто хотел бы узнать обо мне побольше. А память, к сожалению, не настолько универсальна, она переутомляется, многое стирается.

- А мемуары не написали?

- Нет. Я не писатель. Вышла книга "Актеры - легенды Петербурга", где есть глава обо мне. Я могу говорить, у меня образное мышление, но меня заносит, а это дебри, и я уже не выпутаюсь из них, не соберу материал... Впереди у меня юбилей. Дай бог, чтобы я его выдержала и не разочаровала моих слушателей.

Светлана МАЗУРОВА

"Культура", № 29, 2007

версия для печати